него стремились избавиться. После очной ставки с Денисовым, которую Владимов подробно описал в самиздате, ему было сказано: «Не поедете на Запад, поедете на Восток (то есть в лагерь за распространение антисоветской литературы. – С. Г.)». Об этом знали все диссиденты, я и сам еще раз повторил это Лере, ближайшим приятелем которой и одним из руководителей Демсоюза был Денисов. Но никакой реакции не последовало.

Другим столь же известным доносчиком и столь же «оппозиционно настроенным» человеком в руководстве Демсоюза был Роальд Мухамедьяров. Именно его показания в суде стали основой для приговора Виктору Некипелову. Как раз в это время тяжело больной, через несколько лет умерший в Париже Виктор был освобожден из Чисто-польской тюрьмы и был прямым обвинением для Мухамедьярова. Но Лера, которой я напомнил и об этом, не сочла это важным для ее «оппозиционной» партии и больше того, никому не сказала, каких «товарищей» она включила в руководство.

Демсоюз успешно занял место почти готовой к созданию (что понимали в КГБ), мощной, авторитетной, с большим интеллектуальным весом антикоммунистической партии в Советском Союзе, в которую должны были войти такие людей, как Сергей Аверинцев, Олег Волков, Вячеслав Всеволодович Иванов, некоторые диссиденты и которая при поддержке массового демократического движения могла бы повести Россию по европейскому пути. Но место на московских площадях оказалось заполнено шумной и двусмысленной, как сказали бы сейчас, «тусовкой»; у многих появилось ощущение, что других антикоммунистов в России нет и не может быть и, возможно, именно для этого Демсоюз и создавался уже перечисленными мной (а ведь я, конечно, многих не знал) испытанными «демократами» с Лубянской площади.

Так, через несколько лет в годы проведения «Гласностью» конференций «КГБ: вчера, сегодня, завтра»6 полковник КГБ Александр Кичихин, руководивший на Лубянке «немецким направлением», мельком заметил: «На впервые проведенном в СССР съезде советских немцев в президиуме из семнадцати человек одиннадцать – мои».

Комитет государственной безопасности больше не хотел следить, доносить, провоцировать и вообще быть чьей-то службой, выполнять поставленные партийным руководством задачи. Как и при Андропове, теперь целью существенной части руководства стало стремление добиться прямого управления страной.

Известность и влияние «Гласности». «Ежедневная гласность»

Характерно, что влияние журнала «Гласность» (но без всякого его упоминания) началось еще до выхода первого номера.

С помощью слежки и прослушивания наших квартир его содержание было хорошо известно сотрудникам КГБ до того, как мы успели отпечатать первые десятки экземпляров и провести пресс-конференцию. Впрочем, мы сами демонстративно послали макет журнала в ЦК КПСС, но, судя по серьезности реакции, ее подготовка началась раньше.

В хронике первого номера было сообщение о том, как с применением грубой силы была разогнана на Гоголевском бульваре выставка художников-пацифистов. Но уже за два дня до официального выхода нашего журнала «Комсомольская правда» сообщила не только об этом, но еще и о фантастической реакции властей якобы по жалобе врачей, осмотревших пострадавших художников. Майор – начальник отделения милиции и, видимо, курировавший его подполковник из управления были уволены за «превышение власти». Было ясно, что не врачи были инициаторами публикации в «Комсомольской правде» и столь решительных действий руководства МВД. КГБ и впрямь успешно руководил процессом перестройки.

В № 2–4 «Гласности», где была моя, первая в СССР, статья о «прикладной» работе КГБ, среди множества хроникальных заметок и статей на ту же тему, была и удивленная статья Хендрика Джорджа о том, что сотрудники Международного общества по правам человека впервые смогли встретиться в Вене с официальными советскими лицами, провести с ними довольно долгие переговоры, передать материалы о продолжающихся в стране нарушениях подписанных Советским Союзом международных договоров и Хельсинкских соглашений. Джордж пишет, что один из дипломатов был очень агрессивен и неуступчив, но зато другой (Юрий Колосов, заведующий отделом прав человека МИД СССР – появился такой отдел) очень доброжелателен, жаждал новых встреч и во многом готов был идти навстречу. Единственное, чего не знал Хендрик Джордж, что неуступчивый дипломат был обычным сотрудником советского МИД’а, а Колосов – генералом КГБ, до этого широко известным резидентом КГБ в Италии, специально откомандированным в МИД для создания благоприятного имиджа перестройки. В Париже над созданием демократической репутации Горбачева работали Юрий Жуков и Андрей Синявский.

На первый взгляд тираж «Гласности» был так ничтожен, что не мог иметь большого значения – мы смогли отпечатать сперва на пишущих машинках, потом на ксероксе только сто экземпляров. Но все эти экземпляры попадали не к читателям, а к людям, которые фотоспособом, на тогда примитивных принтерах и, если удавалось, на все еще находившихся под государственным контролем, в опечатанных комнатах ксероксах множили специально для этого полученный ими экземпляр. Непрекращавшиеся передачи по нашим материалам всех зарубежных радиостанций на русском языке – «Гласность» года на два стала корпунктом Радио Свобода в Москве, – ругань по нашему адресу «Вечерней Москвы», «Известий», «Труда» и других газет лишь способствовали популярности. К тому же многие номера журнала переводились и появлялись в самиздате на армянский, эстонский и литовский языки. Наконец, «Русская мысль» в Париже не просто перепечатывала в качестве вкладки каждый номер «Гласности», но еще и издавала их мельчайшим шрифтом на тонкой бумаге для пересылки в СССР в почтовых конвертах. Такие же издания выходили на польском, румынском и венгерском языках. А были еще и переводы номеров «Гласности» в СССР и за границей на армянском, эстонском, немецком. Кроме того тогдашний министр Франции по правам человека Бернар Кушнер выделил деньги для роскошного издания «Гласности» по-французски. Подборку материалов журнала издавали в качестве приложения «Globe» и «Ottavo giorno» в Италии. Отдельные номера «Гласности» были изданы, кажется, в Берне по-немецки, каких-то переизданий я уже не помню, да почти ничего (из того, что доходило) и не сохранилось после четырех полных разгромов «Гласности». В Нью-Йорке издавались все номера по-английски и тираж постепенно становился так велик, что в центр «За демократию», издававший журнал, начали обращаться с предложениями разместить рекламу. Наконец, сам я был собственным корреспондентом норвежской «высоколобой» газеты «Морганбладет», а пятый канал советского телевидения (программа «Пятое колесо») однажды передал с моим комментарием и рассказом о «Гласности» видеосъемку наших корреспондентов о вооруженных столкновениях в Фергане минут на двадцать эфирного времени (у нас уже была фото- и видеогруппа). Все крупнейшие европейские и американские телекомпании передавали изо всех точек СССР, куда не пускали иностранных корреспондентов, нашу видеоинформацию.

Кроме хроники событий в журнале уже со второго номера публиковались философские статьи Григория Померанца, переданные автором и не опубликованные до этого записки Милована Джиласа, экономические размышления диссидента Валерия Ефимовича Ронкина, статьи Жана-Франсуа Ревеля